|
6+ 年
経験
|
0
製品
|
0
デモバージョン
|
|
0
ジョブ
|
0
シグナル
|
0
購読者
|
Andrey Kishkanov
Давно рекламы MMSIC не видел. Порадуйте. А то не знаю, кому деньги нести. Где доходность дают немеряную.
· 1
Andrey Kishkanov
Хорошие новости. с 31 марта.
Для счетов Альпари-Нано. Фиксированное плечо 1:500 при любом размере депозита.
Теперь не придется снимать с горшочка пенку при достижении 30 000 USC. Горшочек вари.
(как раз думал о том , что надо поставить Yamato cетку еще на пару счетов, уж больно хорошо молотит)
На первый взгляд переход к 4 знакам не должен как-то повредить.
Для счетов Альпари-Нано. Фиксированное плечо 1:500 при любом размере депозита.
Теперь не придется снимать с горшочка пенку при достижении 30 000 USC. Горшочек вари.
(как раз думал о том , что надо поставить Yamato cетку еще на пару счетов, уж больно хорошо молотит)
На первый взгляд переход к 4 знакам не должен как-то повредить.
· 1
Andrey Kishkanov
Арго идет дальше. Штурман сверяет координаты.
The Navigating Officer takes a reading with the sextant
ON board the aircraft carrier HMS Argus. 1940
The Navigating Officer takes a reading with the sextant
ON board the aircraft carrier HMS Argus. 1940
· 1
Andrey Kishkanov
Прошло три месяца для моего первого ПАММА. Был осторожен. Доходность не велика, зато агрессивность 3 балла. В 95 процентах не больше двух. Через месяц запускаю второй, более агрессивный проект. HMS Eagle (1918)
· 1
Andrey Kishkanov
В Москву в 1812 году вошло, по правде говоря, две армии. Одна армия считалась лучшей в мире. Под управлением гения. Вошла колоннами, под музыку имперских маршей. Это я о французах. Вторая армия была самодеятельной, без всякого управления и состояла из подмосковских крестьян, которые вошли в Москву по- артельно, вразнобой и без маршей. Москва вскоре загорелась и две армии, демонстративно не замечая друг друга, принялись осваивать оставленные без присмотра ресурсы. Французов больше интересовали драгметаллы. Русское крестьянство кряжисто выламывало всё могущее быть полезным в непростой крестьянской жизни. В первую очередь, всё железное, чугунное, основательное. Ну и мебель, разумеется. Именно так Подмосковье познакомилось с такой острой новинкой повседневности как стул. Стул произвёл некоторую революцию в природном сознании подмосковных жителей. Индивидуальная площадка для сидения вместо привычной коллективистской лавки. Мобильность дизайна, способность легко и прихотливо трансформировать внутреннее пространство избы вместо вековечного и непоколебимого сидения вдоль стен по возрасту и почёту с бородами до пояса.
Жадное осваивание Москвы подмосковным крестьянством пылающей осенью 1812 года сделало для европеизации России больше чем основание Санкт-Петербурга. Во всяком случае, больше, чем учреждение Академии наук вкупе с Академией художеств, это точно.
Европу из Москвы вывозили на подводах.
Это не был грабёж. Это был крестьянский Клондайк.
Москвичи, оставшиеся в городе, метались меж вестфальских гренадёров, итальянских фузилёров, Старой и Молодой гвардией и прочей прилично озверевшей солдатни. По воздуху искры, гарь, пух, чьи-то клочья летят, колокола от жара звонят сами, а из дымных закоулков выползает серо-бурая всепоглощающая крестьянская масса и по-муравьиному деловито стаскивает сапоги, самовары и конские дуги в кучи для удобства транспортировки к своим муравейникам.
Зажиточных москвичей из центра старой столицы крестьяне за русских принимали с оговорками. Проводили экспресс-диагностику русскости. Не знаешь, когда день Св. Триандофила-Травосея Егопетского, не очень твёрдо читаешь по памяти «Верую»? Москвич, не взыщи!
Маршал Ней жил на Маросейке, рядом с Ильинскими воротами. Его адъютант, молодой такой француз, утром выходит из дома, который занимает Ней, видит, что русские крестьяне активно разбирают что-то из соседнего здания. В центре. В расположении французского корпуса. В трёх шагах от маршала Франции, герцога Эльхингенского, покорителя Европы, сокрушителя всего на свете Мишеля Нея. Адъютант к ним. Он же молодой. И вот подходит он сначала очень решительно, по-гасконски так подходит, эполеты, орден Почётного легиона, аксельбанты, пропахшие порохом Бородина. И начинают этих крестьян видеть всё ближе и ближе. С каждым шагом всё отчётливее. Сначала-то он решил всех-всех разогнать строгим окриком, распугать всё это безобразие в лаптях, чтобы разлетелось неприятно деловитое вороньё, хлопая армяками. Но с каждым шагом решимость и задор адъютанта оставляют потихоньку. И когда он подходит совсем близко к продолжающим растаскивать какие-то кровати мужикам, то решимости у него хватает только негромко спросить, неожиданно даже для самого себя: «А где тут, господа, госпиталь?» По французски спросить. Мужики его, вроде, и не слышат. Продолжат сотрудничать. Увязывают, упихивают и выволакивают. В спину адъютанту смотрят его родные солдаты, которым тоже интересно стало, чем тут всё дело закончится. А в лицо адъютанту смотрят русские глаза из-под бровей. И адъютант понимает, что он здесь совсем один, со своим орденом, аксельбантами и эполетами. Что сзади стена и впереди стена. И серое, огромное и безразличное, небо Азии над головой. И с неба тоже кто-то смотрит на него, капитана. И что теперь делать ему? Как, куда, зачем?! Он хватает проходящего оборванного русского мальчика из явно благородных и просит перевести мужикам свой вопрос. Мальчик переводит мужикам вопрос про «а где здесь госпиталь?» Много лет спустя, став довольно известным и очень взрослым человеком, тот маленький мальчик вспоминал: «Выслушав заданный мною вопрос про госпиталь, мужик оглянулся по сторонам с какой-то невыносимой мукой и с болью в голосе произнёс: «Да долго ли нам мучиться-то? Долго ли нам тут это терпеть-то, господи?! Оспиталь!», выхватил железный лом и ударил француза по голове…»
Жадное осваивание Москвы подмосковным крестьянством пылающей осенью 1812 года сделало для европеизации России больше чем основание Санкт-Петербурга. Во всяком случае, больше, чем учреждение Академии наук вкупе с Академией художеств, это точно.
Европу из Москвы вывозили на подводах.
Это не был грабёж. Это был крестьянский Клондайк.
Москвичи, оставшиеся в городе, метались меж вестфальских гренадёров, итальянских фузилёров, Старой и Молодой гвардией и прочей прилично озверевшей солдатни. По воздуху искры, гарь, пух, чьи-то клочья летят, колокола от жара звонят сами, а из дымных закоулков выползает серо-бурая всепоглощающая крестьянская масса и по-муравьиному деловито стаскивает сапоги, самовары и конские дуги в кучи для удобства транспортировки к своим муравейникам.
Зажиточных москвичей из центра старой столицы крестьяне за русских принимали с оговорками. Проводили экспресс-диагностику русскости. Не знаешь, когда день Св. Триандофила-Травосея Егопетского, не очень твёрдо читаешь по памяти «Верую»? Москвич, не взыщи!
Маршал Ней жил на Маросейке, рядом с Ильинскими воротами. Его адъютант, молодой такой француз, утром выходит из дома, который занимает Ней, видит, что русские крестьяне активно разбирают что-то из соседнего здания. В центре. В расположении французского корпуса. В трёх шагах от маршала Франции, герцога Эльхингенского, покорителя Европы, сокрушителя всего на свете Мишеля Нея. Адъютант к ним. Он же молодой. И вот подходит он сначала очень решительно, по-гасконски так подходит, эполеты, орден Почётного легиона, аксельбанты, пропахшие порохом Бородина. И начинают этих крестьян видеть всё ближе и ближе. С каждым шагом всё отчётливее. Сначала-то он решил всех-всех разогнать строгим окриком, распугать всё это безобразие в лаптях, чтобы разлетелось неприятно деловитое вороньё, хлопая армяками. Но с каждым шагом решимость и задор адъютанта оставляют потихоньку. И когда он подходит совсем близко к продолжающим растаскивать какие-то кровати мужикам, то решимости у него хватает только негромко спросить, неожиданно даже для самого себя: «А где тут, господа, госпиталь?» По французски спросить. Мужики его, вроде, и не слышат. Продолжат сотрудничать. Увязывают, упихивают и выволакивают. В спину адъютанту смотрят его родные солдаты, которым тоже интересно стало, чем тут всё дело закончится. А в лицо адъютанту смотрят русские глаза из-под бровей. И адъютант понимает, что он здесь совсем один, со своим орденом, аксельбантами и эполетами. Что сзади стена и впереди стена. И серое, огромное и безразличное, небо Азии над головой. И с неба тоже кто-то смотрит на него, капитана. И что теперь делать ему? Как, куда, зачем?! Он хватает проходящего оборванного русского мальчика из явно благородных и просит перевести мужикам свой вопрос. Мальчик переводит мужикам вопрос про «а где здесь госпиталь?» Много лет спустя, став довольно известным и очень взрослым человеком, тот маленький мальчик вспоминал: «Выслушав заданный мною вопрос про госпиталь, мужик оглянулся по сторонам с какой-то невыносимой мукой и с болью в голосе произнёс: «Да долго ли нам мучиться-то? Долго ли нам тут это терпеть-то, господи?! Оспиталь!», выхватил железный лом и ударил француза по голове…»
· 2
Denis Shestakov
2014.02.14
Интересно почитать.
http://www.runivers.ru/bookreader/book199796/#page/120/mode/1up
http://www.runivers.ru/bookreader/book199796/#page/120/mode/1up
Andrey Kishkanov
http://www.alpari.ru/ru/investor/pamm/307528
ПАММУ 7 недель / доходность 23%. С одной стороны доходность не впечатляет.
Но я доволен. Главное на этапе первых трех месяцев, не иметь просадки на любом 2-х недельном отрезке и не загружать депо. ПАММ должен быть не рисковым и доходным на любом 2-х недельном периоде в течение трех месяцев.
ПАММУ 7 недель / доходность 23%. С одной стороны доходность не впечатляет.
Но я доволен. Главное на этапе первых трех месяцев, не иметь просадки на любом 2-х недельном отрезке и не загружать депо. ПАММ должен быть не рисковым и доходным на любом 2-х недельном периоде в течение трех месяцев.
Andrey Kishkanov
Огромное спасибо Сахип SignalFSS "Вот так совушка" за вечный бан на ФорексПлеерах. Это как телевизор подарить вредному соседу. Время освободилось, и потом, принято считать, что общение с неудачниками дает минус в карму. пока мой Опыт подтверждает это мнение.
削除済み
2014.01.17
削除済み